-
22 SEP 2018комментарии: 4
Верховный суд перепостил практику по экстремизму
[cut]Последнее разъяснения Верховного суда России относительно судебной практики по 282 УК РФ, вроде бы, сначала вызвали какую-то надежду на принципиальное изменение подхода к антиконституционному правоприменению в этой сфере.
Однако если рассмотреть то, что предъявил общественности главный судебный орган страны, его разъяснения будут смотреться несколько жалко.[cut]
Конечно, свое руководящее разъяснение ВС РФ начал с и без того понятных и потому особенно насущных конституционных принципов своды мысли и слова, которые призваны гарантировать каждому возможность свободно распространять и получать информацию. Однако задача скорректировать в соответствии с ними правоприменение нормы, изначально направленной на его нарушение, видимо оказалась слишком сложной для этого.
Потому в своих указаниях наши главные судьи просто-напросто подчеркнули то, что и без того было ясно. А именно то, что само по себе распространение информации не может являться поводом для уголовного преследования, потому как состав преступления 282 УК РФ в качестве обязательного признака содержит его субъективную сторону в виде мотивов и умысла на разжигание ненависти, которые невозможны без соответствующих условий и возможностей, что необходимо учитывать на стадии возбуждения уголовного дела.
Однако данные признаки преступления были известны судам и ранее, и они всегда подходили к ним формально, не забывая никогда ссылаться на их наличие, однако, не считая нужным при этом раскрыть их содержание через фактические обстоятельства. Чем вообще страдают наши суды очень часто, особенно в случаях, когда по таким делам усматривается государственный заказ. В данном случае для решения задачи устранения пустого, формального подхода к этому, надо было сами мотивы привязать непосредственно к возможности наступления общественных опасных последствий в виде появления соответствующих настроений среди населения, определенную связь с которыми, могут подтвердить только прямые или косвенные призывы к насилию. Это бы действительно, в какой-то мере оправдывало бы существование такой уголовной статьи в силу общественной необходимости.
Далее судам в очередной раз разъясняется, что экспертиза не имеет заранее установленной силы, как и любое другое доказательство и рассматривать его можно только в совокупности. Однако это является основным принципом уголовного судопроизводства, и уже не раз разъяснялось Верховным судом как применительно к доказыванию вообще, так и судебной экспертизе в частности, что не мешает судам постоянно эти принципы игнорировать.
По сути же это не меняет субъективного подхода к определению состава преступления, когда его наличие зависит не от реальной возможности наступления общественно опасных последствий, а от субъективного мнения судьи, которое тот подкрепляет опять же субъективным, облеченным в наукообразную форму, мнением эксперта.
Такое невнятное разъяснения Верховного суда России объясняется только тем, что уголовное правопримение в сфере экстремизма начало выходить за рамки какой либо разумности и адекватности социальным потребностям. В попытке же разгрузить судебную систему от абсолютно абсурдных судебных дел, суд обратился не к самим судам, а к правоохранительным органам, призывая быть разборчивым уже на стадии возбуждения уголовного дела.
А это означает не призыв к судам не допускать судебные ошибки путем неправильного рассмотрения такой категории дел, а призыв к тому, что бы их от такой напасти избавили, что только подтвердило зависимость судов от следственных органов и их вторичность по отношению к ним, признаваемое сейчас уже даже Верховным судом России, и его бессилие как регулирующего судебного органа.
Комментарии (4)